Отчего казак невесел?

Споры о роли и месте казачества в современной российской действительности сегодня, кажется, утихли. Позади бурные дискуссии, яростные призывы возрождать казачество и обвинения Советской власти в «расказачивании» России. Наступило время более спокойных оценок и суждений.

На Алтае призывы реанимировать «имперский спецназ» (так казаков называют некоторые современные историки) нашли свой отклик в конце 80 – начале 90-х годов. Взяться за это дело решила небольшая группа энтузиастов, часть из которых считала себя потомственными казаками. Члены этой небольшой группы состояли на учете в новосибирской общественной организации Союза казаков России. Первые казаки воспринимались общественностью и властью как неотъемлемый элемент «погубленной» в 1917 году исконно русской культуры, который в постсоветской действительности непременно должен воскреснуть из пепла. Причем вопросы о том, чем должны заниматься казаки на исходе ХХ-го столетия, мало кто ставил. Казаки пели, плясали, махали нагайками и шашками, выточенными из трамвайных рессор, клялись в верности «царю и отечеству» - на исходе горбачевской перестройки этого было вполне достаточно, а большего от «воскресшей» экзотической общественной группы никто и не требовал.

Однако активисты казачьего движения требовали организационных изменений, и на Алтае в начале 90-х годов появилось подразделение Союза сибирских казаков (ССК) – предтечи Сибирского казачьего войска. Центр ССК находился в Томске, а подразделения были также в Алтайском крае, Тюменской, Кемеровской областях, Республике Алтай. Первым атаманом краевой организации Союза был Юрий Абрашкин – бывший военнослужащий, преподаватель Барнаульского летного училища. По свидетельству очевидцев, Абрашкин обладал необходимыми качествами, которые требовались лидеру казачьего движения на первом этапе его становления. Поговаривают, что во главе алтайских казаков Абрашкин стал не без помощи вице-президента России Александра Руцкого, который, как известно, в свое время учился в барнаульском летном училище, и до самой его ликвидации сохранял с ним тесные контакты.

Потом, как это часто бывает, появились новые, амбициозные деятели, которые считали, что они также достойны шапки казачьего Мономаха. К тому же в октябре 1993-го вице-президент Руцкой попал в Лефортовскую тюрьму. И в результате непродолжительной борьбы алтайским войсковым атаманом стал Юрий Белозерцев. Сначала он был назначен столичным начальством, а потом был избран местными казаками.

29 мая 1994 года в Москве была зарегистрирована общественная организация Сибирское казачье войско. Это было территориальное образование, включавшее в себя не только российские, но и казахские регионы.

Сегодня Юрий Белозерцев признает: «Тогда мы, видимо, были обречены пережить некоторые моменты становления, связанные с внутренним противостоянием, поисками истины, борьбой за курс развития».

Часть казаков была искренне обеспокоена гонениями на русское население Северного Казахстана. В соседнем государстве, как известно, некоторые казачьи лидеры были осуждены за попытки устроить государственный переворот (многие помнят нашумевшее «дело Казимирчука»). Это также рождало нестабильность в казачьих рядах. Не все было в порядке и с политической ориентацией. Некоторые казаки склонялись к поддержке действовавшей власти, и на выборах 1996 года поддержали действовавшего президента Бориса Ельцина и действовавшего губернатора Льва Коршунова. Другая часть алтайского казачества причисляла себя к непримиримой оппозиции, и выступала на стороне лидера КПРФ Геннадия Зюганова и тогдашнего председателя Заксобрания Александра Сурикова, считавшегося «красным».

Впрочем, при всех этих политических разногласиях ни одна из идеологических группировок не могла дать внятного ответа, чем же будет заниматься алтайское казачество в современном обществе, какова его роль.

В середине 90-х власти, видимо, надоела идейная вольница казаков и была предпринята попытка создать мощное «реестровое казачество, призванного выполнять государственные функции. Причем «реестровики» действовали параллельно уже существовавшим «общественникам». На Алтае эти два казачьих объединения тогда пребывали в состоянии «тихой» конфронтации, иногда выливавшейся в печатно-словесные перепалки.

В середине-конце 90-х много говорилось об охране российско-казахской границы, которую можно поручить казакам. Однако все эти проекты так и не начали толком воплощаться в жизнь. Одной из причин этого, возможно, было отсутствие единства среди алтайских казаков, вызванного как раз попыткой создания реестрового казачьего войска. Другая причина заключалась, как утверждают эксперты, в отсутствии дисциплины в казачьем движении и неспособности сочетать известную вольницу казаков и умении выполнять определенные административные задачи или, скажем, функции. Причем проблемы с дисциплиной во многом происходили от отсутствия цели всего казачьего движения. В самом деле, зачем сегодня нужны казаки-пограничники и казаки-спецназовцы, если есть «простые» пограничники и «простые» спецназовцы? Тем более, с введением контрактной системы армейской службы формальная потребность в казачьем движении у государства вроде бы отпала.

Сегодня существует алтайский отдел Сибирского казачьего общества – общественной организации, стремящейся выполнять государственные функции. Возглавляет отдел уже упомянутый Юрий Белозерцев. «Сегодня перед казачеством поставлена цель активно участвовать в возрождении села – говорит он. – Надеемся, что казачья смекалка и мобилизованность помогут достичь ее. Определенные шаги в этом направлении уже делаются. Кроме того, мы активно занимаемся культурно-просветительской и воспитательной работой».

Впрочем, первый алтайский атаман Юрий Абрашкин не разделяет этой уверенности: «Сегодня у алтайских казаков нет единой идеологии, нет прочных связей с православной церковью и СМИ, что позволило бы найти им место в современной действительности. Пока что наблюдается некоторая замкнутость казачьего движения, его оторванность от действительности, которую нужно преодолеть».

Не секрет, что значительная часть граждан воспринимает казаков как экзотическую «фольклорную группу широкого профиля». Если на Кубани общество до сих пор сохранило память о казачьих традициях и не воспринимает их как нечто чужеродное, то на Алтае цивилизационная оторванность казаков от жизненного уклада основной части населения явно бросается в глаза. Смогут ли казаки преодолеть эту оторванность, как говорится, «обнаружить» себя в нынешнем мире – пока неизвестно. Дело это явно нескорое, и одним взмахом шашки его точно не решишь.